Фиолетово

Давно занимал вопрос: что стало с мужчиной на излете восьмидесятых, в девяностые. Когда новые реалии растаптывали людей, причем зачастую наиболее достойных. Многие спивались, опускали руки или накладывали их на себя, так как перестали понимать, что происходит вокруг. Шагреневой кожей сжималась их продолжительность жизни, все меньше они стали зачинать детей. Тогда им внушили «умную» формулу: «зачем плодить нищету», и они обреченно ее повторяли. И шли себе тенью в пустоту и пропивали скупые подачки, которые швыряли им новые хозяева жизни. Еще совсем недавно эти хозяева слыли за проходимцев, жуликов, воров и спекулянтов – отбросов общества, теперь стали чуть ли не его новыми аристократами.

У писателя Романа Сенчина есть ранний рассказ-миниатюра «В новых реалиях». Его герой по фамилии Егоров делал отличную карьеру в реалиях старых, последние пять лет был замначальника цеха завода, жена, дочки. По вот последние несколько месяцев завод стоит, семья отправлена к деревню к теще – «там легче прокормиться». Жизнь потекла по руслу, которое можно обозначить словом «хреновенько».

Однажды Егорова приглашает в гости на небольшое торжество давний друг, с которым пару лет как не виделись. Друг этот как раз «приспособился в новых реалиях», окунулся в них, как рыба в воду. Он «пополнел, порозовел», живет в достатке, женат, но детьми не обременен. Во время этого дружеского выпивания он показал Егорову видеокассету, которую раздобыл у немецкого репортера. На ней – перестроечная демонстрация 1989 года, и в рядах демонстрантов несколько раз можно было разглядеть Егорова с женой. У него в руках плакат с надписью «Прошу Слова! Гражданин», у жены – картонка на груди «Долой 6-ю Статью!» Вокруг такие же люди и развивается триколор.

Там у Егорова «глаза были большие, светящиеся». Уже тогда он был замначальника и, собственно, ему было что терять. Теперь, через четыре года, он будто потух и терять ему особенно нечего – все отобрали «новые реалии», в которые он уже совершенно не вписывается. Относительно политики – теперь ему все «фиолетово», «слова» не просит, о «гражданине» не помятует. Осталось главное: чтобы дочки «меня человеком считали»…

В спешке Егоров ушел от приспособившегося друга, от недавних воспоминаний и «в ту же ночь повесился». Рассказ этот у Сенчина датирован 1993 годом…

«Ватный богатырь»

«1993» — таков заголовок нового романа Сергея Шаргунова. Главный герой книги – Виктор Брянцев (само появление такого героя – момент очень знаковый). В прежних реалиях он – отличный технарь, приложил руку к луноходу, мастерил приборы наведения. В реалиях новых – работает в аварийной службе, ремонтирует трубы под землей. Раньше он космические приборы делал, а теперь ушел под землю, будто червяк, латает расползающуюся по швам инфраструктуру уходящей в небытие советской цивилизации. У него – жена, пятнадцатилетняя дочь, живут за городом в дачном поселке.

Если у сенчинского Егорова демонстрации, политика были в прошлом, как и горящие глазки вкупе с романтическими надеждами на что-то лучшее, то Брянцева волна политики захлестнула только сейчас. Брянцев чувствует, что в «новых реалиях» он заброшен на периферию жизни и перспектив выбраться из-под земли практически никаких. Человек его формации плохо конвертируется в этих самых реалиях, у него нет шанса приспособиться. Он не может вписаться в логику «срубить бабла» и мастерит из консервных банок телескоп, смотрит на него в небо, мечтает о бессмертии. «Бабло» и тяга к бессмертию плохо сочетаются. Соучастие в политике, сначала через просмотр радио и телепередач, трансляций заседаний Верховного Совета, а потом и выход на улицу, становится для него попыткой прочувствования пульса жизни, преодоление печати аутсайдерства, соприкосновения к истории, к той самой вечности, которую еще с детства взыскует.

В многолюдье октябрьских событий 93-го Виктор «почувствовал, что не совсем себе принадлежит, он стал частичкой стихии, которая его не отпустит». В сражении «он чувствовал себя воином, которому теперь только побеждать».

Виктор, не сделавший карьеру в прикладной науке, ищет выход в политике, которая и погубила его науку, сейчас и рушит любовь – вбивает клин в их с супругой отношения, а в финале – останавливает его сердце 4 октября – в день, когда танки в прямом эфире расстреливали парламент, а с ним остатки прежних реалий. Бессмертие и смерть ходят вместе…

Если поколение Виктора можно считать загубленным, переломленным через колено. То поколение его дочки – Тани можно назвать еще шаблонным эпитетом «потерянное». Отличная иллюстрация этого – случайный отец ее ребенка, от которого она «залетела» – местный 20-летний отморозок Егор Корнев. В итоге он сгинет после совершения «мокрого» дела.

1993 год, наверное, можно назвать поворотным. Если до этого времени еще горели глазки у людей, они верили, что от них многое еще зависит, что они сами деятели истории, пребывают в своей идеалистически-романтической перестроечной, августа 1991 года эйфории. То после октября 93-го все эти иллюзии стали растворяться. Против пушек нет приема, особенно, когда они бьют вроде как по своим. Люди вдруг увидели, что все вокруг «фиолетово», а значит и им особенно ни до чего нет дела, что их самих не касается.

Вот ювелир Янс, отец двух девочек-подростков, сосед Брянцевых. Покрыл крышу золотом. Позже, когда ему стали угрожать, обзавелся оружием. По его словам, он «одному рад: свобода есть!» Свободный 20-летний Егор застрелит его, после пропадет сам. Вот и получается, что ни у кого из них: ни у богатея, ни у нового флибустьера, ни у романтического работяги нет шансов перебороть нахлынувшие новые реалии. Через месиво, в котором идет борьба за выживание, никто из них не пройдет.

Если рассказ Сенчина не оставляет шанса. Его герой попадает в полное небытие. То у Шаргунова небытие героя с потенцией бытия (если воспользоваться терминологией неоплатоников). После смерти Виктора появится его внук Петр, который выйдет в 2012 году на Болотную все с той же искрой бессмертия в груди, что и его дед. И услышит он там слово «Победа», как эхо из прошлого, которое слышал и в свое время Виктор Брянцев. Петр – камень, апостол его жертвенной смерти. Кстати, подобный мостик в будущее через поколение есть и в творчестве Романа Сенчина. В романе «Елтышевы» после череды всей жизненной жести, которая сопровождала семью, после того как сгинули все мужчины в ней, остался один ребенок-внук, носящий уже совершенно другую фамилию, но у которого есть шанс…

Троя и ее обитатели

«Новые реалии» выливаются и в апокалипсическую антиутопию. В сборнике прозаика из старинного русского города Каргополь, первого лауреата премии «Чеховский дар» Александра Кирова «Последний из миннезингеров» есть рассказ — «Троянос Деллас».

Место действия – пилорама возле деревни Астафьево. Окно в мир – экран старого «Рекорда», только здесь не идут политические дебаты или трансляции заседаний Верховного Совета, а на зеленых полях гоняют мяч футболисты, которые воспринимаются чуть ли не античными героями. Вместо брянцевского телескопа или егоровского плаката – пластиковый стаканчик. Вместо эпической и героической Трои –другая «Троя» – лосьон для лица и тела. Убийственная смесь, но годная для внутреннего употребления. Вместо Ахилла – Алик Чекушин. Вместо Эллады – деревенька Астафьево – «одна из самых пьющих в мире». Одним словом – «глубинка». Если Троя шла к краю гибели через всплеск героизма, то эта деревенька поражена «новыми реалиями».

Рядом с деревней находится пилорама (символ победивших новых реалий), куда перетекают все отчаявшиеся, и которая является практически единственным местом, где можно получить хоть какую-то работу. Туда пришел «молодой странноватый» учитель Олег Алексеев, ставший позже Аликом Чекушиным, будто переродившись в новое качество.

Рассказ начинается с двух путей отечественной интеллигенции: выезд на ПМЖ в эдемскую заграницу (старший брат-медик Алексеева уехал в Норвегию) и уход в народ (сам Олег Алексеев отправился в русскую глубинку учительствовать). Старший звал в свои райские кущи, но младший сознательно сжег все мосты – порвал братское письмо. Через несколько лет количество учеников в деревеньке Астафьево иссякло. Алексеев заколотил школу и двинул на близлежащую пилораму – единственное «градообразующее» предприятие, дающее работу и адаптированное, в отличие от школы, к новым реалиям.

С другой стороны шел в том же направлении пилорамы другой представитель русского культурного дискурса «физики-лирики» — инженер сельхозпредприятия Берроуз, у которого встал и остался без движка последний трактор. Так соединились в общей точке нового прагматического мира гуманитарии и технари, как носители клейма аутсайдерства.

Хозяин пилорамы – Мирза (особое воспоминание о древнем иге) взял их за еду и одежду в сторожку. Другая достопримечательность этого нового мира – дом Тугрика, находящийся на окраине деревни, ставший местом паломничества для многих. Этот Тугрик – торговал спиртом, его сюда привел и дал ярлык на торговлю Мирза.

На самой пилораме, которая далеко не «город Солнца», окруженной практически пустыней, складывается, как принято говорить, тоталитарное общество. Мужики работали круглосуточно, на их территорию никто не посягал извне, внутри через террор была установлена жесткая дисциплина. Режим постепенно ужесточался. Через какое-то время пилорама «была обнесена колючей, в четырех углах ее стояли вышки». Был разработан Устав пилорамы, по которому все рабочие объявлялись «изначально порочными и греховными существами», которые обязаны возместить ущерб. Утвержден паек: вермишель быстрого приготовления и емкость из-под одеколона «Троя» с разведенным спиртом… И под итог всего – естественно, трагедия, череда смертоубийств, как в финале шекспировских пьес. Людоедская улыбка новых демократических реалий?..

Уродливость реальности Александр Киров в своем рассказе развил до фантасмагории, притчи, передающей ощущение тотальной пустоты жизни, лишенной какого-либо содержания. Жизни, насыщенной тенденциями распада, где даже воспоминание о героическом трансформируется в пузырек со смертельной жидкостью. В рассказе показано развитие уродливого проекта, обреченного на неминуемое разрушение, из которого бежит, спасается только человек, умеющий выживать.

Нереализованность

– Почему ваш отец пил?

– Почему пил? Ну, как почему… Все пили. Пил потому, что… А я думаю, что есть там одна причина, она самая распространенная, она сегодня нереализованностью называется – он не стал знаменитым ни художником, ни поэтом, ни музыкантом.

– То есть не будь той искры, он бы пил, как все, но рано не умер?

– Пил, как все, – смеется. – Мы же потом переехали в город Дзержинск, и там он уже допил. Допился до того состояния, что сердце у него уже остановилось. Он никогда не был алкоголиком, он бы интеллигентным человеком, и, как многие в интеллигенции, он сердце свое надорвал – это цитата из интервью Захара Прилепина журналу «Русский репортер».

Нереализованность – важное замечание. Но зачастую оно имеет далеко не личные причины, например, как-то неспособность человека себя проявить, леность, трусость и так далее. Проблема нереализованности может вовсе и не зависеть от тебя. Почему не реализовался Виктор Брянцев и из конструкторских бюро и лабораторий ушел в аварийку под землю? Почему замначальника заводского цеха Егоров вдруг стал аутсайдером, не способным прокормить свою семью? Почему у деревенского учителя Алексеева иссякли ученики, а сам он трансформировался в Алика Чекушина? Естественный отбор, убывают слабейшие? Или все они были «изначально порочны», как работники кировской пилорамы? В какой-то момент мужчину лишили возможности действия, цели, обрезали все перспективы, оставили затухать. Испугавшись его проявленной воли, нарочито начали унижать. Плюс надо было уничтожить формацию прежнего человека, которого обозвали «совком». Ему предоставили выбор: либо быть аутсайдером, либо ломать себя, приспосабливаться, мимикрировать, идти на сделку с совестью, заниматься тем, что ранее было постыдным, то есть, по сути, переставить быть мужчиной…

Герой романа «Санькя» Захара Прилепина Саша Тишин похоронил отца и в поисках смысла жизни, в обретении себя пришел к осознанию необходимости действия, изменения, исправления мира. Петр – внук Виктора Брянцева из нового романа Сергея Шаргунова никогда не видел своего деда, но решил продолжать начатое им. Петр думал о нем, о его судьбе с детства.

В свое время в ходу было любопытное определение: «поколение БМП». Аббревиатура расшифровывается довольно просто: «без меня победили» (в другой редакции – «поделили»). Это поколение, выросшее на обломках некогда великой страны. Период начального накопления капитала прошел, все разобрано и прибрано к рукам. Молодым людям этого поколения остается в лучшем случае сделать карьеру какого-нибудь менеджера среднего звена, экономиста, юриста.

Если говорить штампованным языком, целый пласт молодых людей, полных энергии, оказался на обочине жизни, но это отнюдь не аутсайдеры, не безликие, уныло бредущие тени. Общество их отторгло, оно заставляет играть по своим правилам. Оформившаяся элита навязывает свою систему ценностей, свое мировоззрение. Уже сама попытка вырваться из этого тотального смога, очнуться от непрекращающегося гипнотического сеанса – шаг решительный и смелый, говорящий о большом достоинстве личности. Личности нового формата, зарождающейся на сломе эпох, гибели и зарождении цивилизаций, сформировавшейся сквозь хаос и анархию безвременья. Это период, как писал Герман Гессе в «Степном волке», «когда целое поколение оказывается между двумя эпохами, между двумя укладами жизни в такой степени, что утрачивает всякую естественность, всякую преемственность в обычаях, всякую защищенность и непорочность».

Внешнему и явному бунту героя прилепинского романа «Санькя» предшествует внутренняя брань, преодоление опустошенности, душевной пустыни молодого человека, выросшего в новой России, личность которого формировалась вместе с корчами, муками становления еще не до конца оформившейся, во многом уродливой государственности. Однажды Саша Тишин проснулся с вопросом: «Какой я?» И после формулирования этого вопроса он пошел по пути обретения воли.

Еще в самом начале романа, когда колонна митингующих скандировала «Любовь и война!», Саша изменил для себя этот лозунг и кричал: «Любовь, любовь!» О необходимости любви постоянно говорит шаргуновский Виктор Брянцев. Это поколение претендует на то, чтобы продолжить то, на чем сломали, надломили мужчину в девяностые. Претендует на то, чтобы преодолеть состояние «ватного богатыря» (так жена называла Виктора Брянцева) и заявить о себе, проявить свой реальный голос, а не автоматически сбрасывать его в урну. С этим поколением может произойти «возвращение масс», обретение ими воли, о чем пишет Александр Казинцев.

Впервые опубликовано в журнале «Наш современник» № 10

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>